Deja Vecu [Уже пережитое] - Георгий Евгеньевич Кузьмин

себе тяготы земного притяжения. Сделав шагов десять, я уловил боковым зрением невнятное движение в комнате, мгновенно замирая от неприятного липкого страха – «здесь кто-то есть».

– Кто здесь? – громко спросил я искаженным голосом. Что же со мной произошло, если голос так огрубел и понизился? Ладно, пока не до соловьиного пения, пусть фанаты пока подождут. – Anybody there?

Тишина красноречиво отвечала на вопросы о посторонних в комнате, и я решил справится об этом традиционным способом – глазами. Медленно повернувшись, я увидел старика одетого в ночнушку, пристально наблюдавшего за мной.

Ничего себе поворот событий! Мне ещё не хватало что бы всякие престарелые маньяки лезли своими противными сухонькими ручонками в мою молодую и красивую личную жизнь. Теперь я воочию представляю, как чувствует себя двенадцатилетняя девочка впервые примиряющая лифчик, а её за этим делом возьми, да и застукай любопытствующий некто. Возникает желание, чтобы сие событие стерлось из памяти всех участников инцидента.

– Эй, дедушка! – говорю первое, что пришло в голову. – А не пойти ли вам от сюда куда подальше. За пенсией, например.

Старик вёл себя странно – в такт моим словам он открывал рот, явно что-то отвечая, но вопреки всем законам физики, звук отсутствовал. Рассудив, что дед меня не понимает, я стал разворачиваться, чтобы популярно объяснить ему нормы приличия пребывания в чужой комнате. Этот наглец так же развернулся, впиваясь в меня взглядом. Вот престарелый наглец! Я сделал шаг к нему, а он даже и не подумал попятиться, а вопреки моему угрожающему поведению так же шагнул ко мне на встречу.

Что за детсадовские игры в «повторялку»?!

Может я не так трактую его поведение? Для проверки хлопнув в ладоши и дважды присев (насколько позволяли силы), я с ужасом понял, что наглый старик – это не другой человек, а моё отражение в зеркале.

– Что б меня в водовороте хроноса разорвало! – вырвалось у старика, то есть у меня.

Невероятно, я стар! Более чем загадочная история тридцатилетнего мужика в дряхлом теле деда. Выглядел я лет на шестьдесят: лицо сжалось в многочисленные морщины, волосы поменяли место дислокации с головы на грудь, а мышцы скукожились и съехали вниз.

Чувствуя, как мои мысли начинали паническую атаку, я взял себя в руки, в попытке рассуждать последовательно. Вначале нужно было понять, как это произошло – я долго спал, или же успел прожить жизнь? Стоило об этом подумать, и слезы неприятным комом вставали поперёк глотки, из-за неподъёмной массы жалости к себе любимому. Это ж надо было, взять и перечеркнуть всю свою жизнь! Одновременно с тем, я нашёл (бог мой, с каким же трудом!) шкаф с одеждой, больше походивший на магазин, и попытался выбрать из всей этой странной одежды такой наряд, чтобы никто не заметил моей временной амнезии.

Классический костюм – во все времена спасёт мужчину от тягот выбора.

Выйдя из комнаты, следовало направиться в гостиную, где моё подсознание в обход шокированному состоянию приказало накрывать завтрак. Но вот незадача, автоматическая память на уровне рефлексов работает хорошо, а куда именно идти, и где искать треклятую гостиную, я совершенно не понимаю.

– Направо, – еле заметно шелестнул во мне внутренний голос, и я подчинился зову инстинктов, поворачивая в длиннющем коридоре направо. На очередной развилке, меня потянуло налево и уверенность в том, что я иду правильно стала наступать на пятки, ускоряя шаг.

Стратегия поведения теперь ясна: нужно расслабиться, и дать памяти беспрепятственно контролировать ситуацию. Через три минуты моё глубинное «я» вывело нас в холл с дурманящим ароматом кофе и свежеиспечённым хлебом. Посередине уже накрыт огромный стол, на котором наглым образом развалились бесстыжие источники запахов, вызывающие такой аппетит, что во мне закралась мысль, а не попросить ли подать сейчас полноценный обед?

Наверное, не попросить, а приказать. Я чувствовал, что этот дворец мой дом, а вся прислуга подчиняется мне.

Не помня себя от голода, наваливаюсь на «завтрак» состоящий из десятков блюд, и растворяюсь забвением в приятной неге насыщения. Через минуты две моё положение уже не казалось мне настолько негативным, а мир вокруг становился светлее и ярче. Пока гормоны радости атаковали мой уставший мозг, я попытался воззвать к мадемуазель "логика" и сделал два простых умозаключения.

Первое – я прожил эту жизнь заново с самого рождения, заработав много денег и переехав в англоязычную страну, а не провалялся в коме, превращаясь в скукоженный овощ.

Второе – вопрос, почему я не помню, что со мной происходило всё это время, и почему я очнулся уже стариком, хотя ШМЯКнулся в собственное рождение?

– Мистер Александр, – вышла ко мне вторая девушка в униформе прислуги. – К вам месье Поуаин с визитом.

– Ну так не держите его в дверях, – я вновь без всяких усилий перешел на английский. Интересно, а по-французский я так же бегло разговариваю? – И поставьте ему приборы.

Через пару минут в холл вошёл грузный пожилой мужик, напоминавший старый добрый символ китайской философии: с одной стороны на нём был безупречно стильный костюм, сверкающие шиком-блеском ботинки и часы, на которые обыкновенному обывателю придётся закладывать квартиру; с другой его манеры были достойны самой низкопробной пивнушки, где люди привыкли к физическому самоуничтожению тухлым пивом и моральному разложению нецензурной бранью.

Ну что же, французы разные бывают. Мы и сами без голубой кровушки обходимся, и ничего, во дворцах обитаем.

– О, Санёк! Уже нарядился, старый хрен! – сказал гость на чистейшем русском. Отличная эклектика – русскоговорящий француз, в англоязычной стране. Если у этого спектакля есть автор, то он явно переборщил с психотропными аппаратами. – Когда твои олухи научатся выговаривать мою фамилию? Я Пуаин. Пу-аин!

Пока невоспитанный месье присаживался за своё место, я внезапно осознал, что знаю не только его, но и все нюансы его происхождения.

– Так назвался бы по-американски, – от чего-то я был уверен, что мы в Америке. – Было бы звучно и удобно – «Поинг». Ну нет, погнался за дурацким символизмом, господин Кулачёв…

– Ну ты, маразматик хренов, не произноси эту фамилию здесь. Совсем с головой не дружишь, пень трухлявый.

В точку, мой друг, именно, что «с головой не дружишь».

– Не такой я уж и старый, на себя посмотри!

– Тебе уж восемьдесят с гаком. Если бы не твоя Mobeonsa, давно бы от старости подох.

Мне восемьдесят с лишним лет? Восемьдесят?! Ничего себе я прыгнул, целился в собственное рождение, а отпружинило в канун благосклонной старости. Однако же чувствовал я себя более чем хорошо, если не обращать внимание на постоянную тяжесть в теле и неприятную головную боль (скорее всего